¡come y calla!

“They return husks. And what of us? What is this doing to us? Some might say nothing, that the Wolves have always been a part of our life in Calla Bryn Sturgis, like the occasional cyclone or earthshake. Yet that is not true. They’ve been coming for six generations, at most. But the Calla’s been here a thousand years and more.” — Они возвращают оболочку, – повторил он. А мы? Что происходит с нами? Некоторые могут сказать, что ничего, что Волки всегда были частью нашей жизни в Кэлла Брин Стурджис, как случайный ураган или землетрясение. Однако, это не так. Они приходят сюда шесть последних поколений, но не более того. А люди живут в Кэлле больше тысячи лет. (ТБ 5)

Gunslingers to the west, come out of Mid-World. / And it was true, God help them. Arthur Eld’s last deadly children, moving toward Calla Bryn Sturgis along the Path of the Beam. Ka like a wind. — Стрелки на западе, пришедшие из Срединного мира. / И, если это правда, да поможет им Бог. Последним детям Артура из Эльда, идущим к Кэлле Брин Стурджис по Тропе Луча. Ка – как ветер. (ТБ 5)

The actual phrase would be something like “come Sturgis commala,” or “come Bryn-a commala.” The literal meaning would be to stand belly-to-belly with the community as a whole. — Практически фраза звучит так: “Пойти Стерджис каммала” или “Пойти Брин-а каммала”. То есть, пойти поболтаем с городскими жителями, не с кем-то конкретным, а со всеми, кто встретится на пути. (ТБ 5)

dar algo de comer a uno — а) корми́ть кого чем б) пода́ть ( к-л кушанье) кому в) пода́ть на обе́д, на у́жин что кому

dar de comer a uno — а) корми́ть б) корми́ть; содержа́ть; прокорми́ть

echar de comer algo a — ( un animal) корми́ть чем ( животное); дать, бро́сить, скорми́ть что ( животному)

“Do you say all come on gray horses?” Roland asked. <…> “Yer-bugger!” Overholser said, a slang term that seemed to mean You bet your ass, don’t insult me by asking again. — Вы говорите, они все приезжают на серых лошадях? – спросил Роланд. <…> Так и есть, ядрёна масть! – выдал Оуверхолсер, видимо, расхожая в этих краях фраза, означающая что-то вроде: «Я тебе говорю; и не оскорбляй меня дальнейшими переспросами». (ТБ 5)

And there were holes. Yer-bugger, plenty o’ them, and you couldn’t burn holes, could you? No. — И там были дыры. Да ещё сколько! А дыры то в огне не сожжёшь, так ведь? То-то и оно. (ТБ 5)

He wasn’t as old as the Manni elder, nor nearly so old as Tian’s Gran-pere (who claimed to be the oldest person not only here but in Calla Lockwood to the south), and yet he seemed somehow older than both. Older than the ages. Some of this no doubt had to do with the haunted eyes that looked out at the world from below the scar on his forehead (Zalia claimed it had been self-inflicted). More had to do with the sound of him. Although he had been here enough years to build his strange Man Jesus church and convert half the Calla to his way of spiritual thinking, not even a stranger would have been fooled into believing Pere Callahan was from here. His alienness was in his flat and nasal speech and in the often obscure slang he used (“street-jive,” he called it). He had undoubtedly come from one of those other worlds the Manni were always babbling about, although he never spoke of it and Calla Bryn Sturgis was now his home. He had the sort of dry and unquestionable authority that made it difficult to dispute his right to speak, with or without the feather. — Не такой старый, как старейшина Мэнни, гораздо моложе дедушки Тиана (который заявлял, что старше его никого нет от Кэллы Локвуд до самого юга), и, однако, он казался старше их обоих. Старше вечности. За это говорили и его глаза, смотревшие на мир из-под шрама на лбу (Залия утверждала, что он сам вырезал этот крест), в которых читалась мудрость веков, и, даже в большей степени, его голос. Хотя он прожил в Кэлле достаточно долго, чтобы построить церковь своему странному Человеку-Иисусу и обратить в свою веру половину жителей, даже незнакомец никогда бы не принял Пера Кэллахэна за местного. Его инородность проявлялась и в произношении, и во многих словах, которые до него в Кэлле никто не слышал (“уличный жаргон”, как он их называл), а знакомые слова обретали в его устах новый смысл. Не вызывало никаких сомнений, он пришел из одного из других миров, о существовании которых постоянно твердили Мэнни, пусть сам никогда об этом не рассказывал, а Кэлла Брин Стурджис давно уже стала ему домом. И безоговорочное уважение, которым он пользовался, давало ему полное право говорить, когда у него возникало такое желание. И едва ли кто мог оспорить это право, с перышком или без. (ТБ 5)

In standard American English, the word with the most gradations of meaning is probably run. The Random House unabridged dictionary offers one hundred and seventy-eight options, beginning with “to go quickly by moving the legs more rapidly than at a walk” and ending with “melted or liquefied.” In the Crescent-Callas of the borderlands between Mid-World and Thunderclap, the blue ribbon for most meanings would have gone to commala. — В стандартном американском английском слово с наибольшим количеством значений, должно быть, run. Полный словарь английского языка издательства “Рандом хауз” предлагает сто семьдесят восемь значений этого слова, начиная с “двигаться стремительно, переставляя ноги более быстро, чем при ходьбе” и заканчивая “таять или переходить в жидкое состояние”. На Дуге, в Пограничье между Срединным миром и Тандерклепом, синяя лента слова – рекордсмена по значениям перешла к каммале. (ТБ 5)

If the word were listed in the Random House unabridged, the first definition (assuming they were assigned, as is common, in order of widest usage), would have been “a variety of rice grown at the furthermost eastern edge of All-World.” — Если бы каммала попала в вышеуказанный словарь издательства “Рэндом хауз”, первым значением (при условии, что значения ранжировали, как принято, по частоте использования) стало бы “сорт риса, растущий на восточной оконечности Срединного мира”. (ТБ 5)

The third would have been “sexual orgasm,” as in Did’ee come commala? (The hoped-for reply being Aye, say thankya, commala big-big.) — Третьим, скорее всего, “сексуальный оргазм”, в контексте: “Ты получила каммалу? – с тем, чтобы услышать в ответ: “Да, да, я говорю, спасибо тебе, большую каммалу”. (ТБ 5)

The sexual connotations of the word are clear, but why should the rocky arroyos north of town be known as the commala draws? — Сексуальные значения этого слова понятны, но почему гористая территория с сухими руслами рек к северу от города известна, как? (ТБ 5)

For that matter, why is a fork sometimes a commala, but never a spoon or a knife? — Или почему вилку иногда называют каммалой, а ложку или нож – никогда? (ТБ 5)

Commala is the commencement of some big and joyful meal, like a family feast (not the meal itself, do ya, but the moment of beginning to eat). — Каммала – это начало большого и веселого семейного пира (не сам пир, а именно его начало). (ТБ 5)

“Fuck-commala!” she cried, then clapped her hands to her mouth and looked at Callahan, who was sitting on the back steps. That fellow only smiled and waved cheerfully, affecting deafness. — Фак-каммала! – воскликнула она, тут же зажала рот руками, посмотрела на Каллагэна, который сидел на ступеньках крыльца. Тот лишь улыбнулся и помахал ей рукой, словно ничего и не слышал. (DT 5)

He seen ‘em come in. Three. Young. Babies.” Reynolds pronounced this last as they did in the North’rd Baronies: babbies. — Он видел, как они приехали. Трое. Молодые. Совсем дети. – Рейнолдс произнес это слово на манер северных феодов, затянув среднюю согласную: дет-ти. (ТБ 4)

When a babby cuts his teeth, ye ken how they cry? — Когда у ребенка режутся зубки, вы знаете, как они кричат? (ТБ 5)

Susannah nodded. “But he was a man grown, even then. He told Zalia that a moit of them stood out on the West Road and waited for the Wolves to come. I don’t know how many a moit might be—” – “Five or six,” Roland said. He was nodding over his chocolate. — Сюзана кивнула. – Но он уже и тогда был взрослым мужчиной. Он рассказывал Залии, что они собрались в мойт, выдвинулись на Западную Дорогу и стали ждать там появления Волков. Не знаю уж, какое количество называют мойт… … Пятеро или шестеро, – вставил Роланд. Он сидел над чашкой с шоколадом, кивая головой. (ТБ 5)

One of Tian’s uncles had almost met this latter fate some years before. He had come running back to the home place, screaming at the top of his lungs and pursued by huge mutie wasps with stingers the size of nails. — Один из дядьев Туана несколько лет тому назад лишь чудом избежал такой участи. Он прибежал к жилищу, крича во весь голос, преследуемый пчелами-мутантами с жалами в ноготь длиной. (ТБ 5)

“Ye danced the rice-dance,” he said, “so ye know Lady Oriza.” / Roland nodded. The Lady of the Rice, in some places considered a goddess, in others a heroine, in some, both. / “And ye know how she did away with Gray Dick, who killed her father?” / Roland nodded again. — Ты станцевал танец риса, значит, знаешь о леди Орисе. / Роланд кивнул. В одних местах Госпожа риса почиталась как богиня, в других считалась героиней-воительницей, в третьих, и первой, и второй. / – И ты знаешь, как она разделалась с Серым Диком, который убил ее отца? / Роланд снова кивнул. (ТБ 5)

“Eisenhart and the Slightmans won’t try to come in,” Callahan said. “What worship they have is for Oriza. Lady Rice.” He grimaced to show what he thought of Lady Rice and the rest of the Calla’s second-rate gods. — Эйзенхарт и Слайтманы в церковь входить не будут, – подал голос Каллагэн. – Они поклоняются Орисе. Госпоже риса, – он скорчил гримаску, показывая свое отношение к Госпоже риса и остальным второсортным богам Кальи. (ТБ 5)

Tian therefore plowed with his sister in the traces. No reason not to. Tia was roont, hence good for little else. She was a big girl—the roont ones often grew to prodigious size—and she was willing, Man Jesus love her. — Поэтому Тиан запряг в плуг сестру. Почему нет? Тиа была рунтом, следовательно, ни для чего другого практически не годилась. Девушка крупная, у рунтов это обычное дело, она и не возражала. Человек-Иисус любил ее. (ТБ 5)

“You’re insane,” Benito Cash said, indignant and at the same time almost laughing. “You and all your kind. We ain’t gonna kill our babbies!” / “Would the ones that come back not be better off dead?” the Manni responded. “Great useless hulks! Scooped-out shells!” — Ты безумец, – ответил ему Бенито Кэш, негодующее и одновременно чуть ли не смеясь. – Ты и тебе подобные. Мы не собираемся убивать наших детей! / – А разве те, кто возвращается, лучше мертвых? – спросил Мэнни. – Огромные, бесполезные тела! Пустые, лишенные разума головы! (ТБ 5)

“If we don’t stand and fight soon, we’ll be dead anyway! This is what I say, Tian Jaffords, son of Luke! If we don’t stand and fight soon, we’ll be roont ourselves!” — Если мы не предпримем попытки сразиться с Волками и защитить наших детей, мы все равно, что умрем! Вот что говорю я, Тиан Джеффордс, сын Люка! Если мы не предпримем попытки сразиться с Волками и защитить наших детей, мы станем рунтами! (ТБ 5)

“Fine, Eddie!” Andy said fervently. “I always enjoy singing before the first seminon.” / “Seminon?” / “It’s what we call the windstorms that come before true winter,” Tian said, and pointed to the clouds of dust far beyond the Whye. “Yonder comes the first one; it’ll be here either the day of Wolves or the day after, I judge.” / “The day of, sai,” said Andy. “ ‘Seminon comin, warm days go runnin.’ So they say.” — Отлично, Эдди, – воскликнул Энди. – Я всегда пою перед первым семиноном. / – Семиноном? / – Так мы называем пыльные бури, после которых наступает настоящая зима, – Тиан указал на облака пыли за Уайе. – Вон идет первая. Думаю, доберется до нас в день прихода Волков или днем позже. (ТБ 5)

“ ‘Twas Red Molly did for it witter dish, that’s the truth of it, but that’s getting the cart out front of the horse. We seen their dust-cloud on the come. Then, mebbe six wheel outside of town, it split throg.” / “What’s that? I don’t understand.” / Gran-pere held up three warped fingers to show that the Wolves had gone three different ways. — И сделала это Молли своей тарелкой, это правда, но я ставлю телегу впереди лошади. Мы увидели впереди поднятое ими облако пыли. Потом, где-то в шести колесах от города, облако разделилось. / – Как это? Я не понимаю? / Старик поднял три скрюченных пальца, показывая, что Волки двинулись тремя колоннами. (ТБ 5)